Они лежали в ряд: ровные и одинаковые, как близнецы. Идеально круглые и медово-коричневые, они и пахли мёдом. Их было двенадцать, как апостолов в одной книге, которую всё время читал человек.

Когда-то давно они были ячейками, которыми пчёлы наполняют свой шумный жужжащий дом. Их называли сотами, и пчёлы заполняли эти соты сладким пахучим мёдом. Собранный весной и летом, мёд сильно пах цветами, которые поделились им с пчёлами. Этими цветами пропах воск, из которого были построены пчелиные кладовые.

Потом люди, хозяева пчёл, собрали соты и выкачали из них мёд. Для этого они брали рамки с сотами и вставляли их в специальный аппарат-медогон. Сильно вращали, и от этого мёд густыми ленивыми каплями вытекал, собирался в ручейки и заполнял бак медогонки.

Мёд сливали в банки и уносили. А соты разделяли на две части. Первую, пустую, возвращали пчёлам. И те, грустные и обиженные, ползали, не понимая, куда за несколько минут пропал мёд, который они собирались есть целый год, а то и два.

Вторую часть сот забирали на свечи. Для этого их плавили на горячей печке, пока воск не становился жидким и заполнял большой котёл. Потом его чистили от мёртвых пчёл и прочего мусора. И только потом опускали в горячую пахучую жидкость рамку с наверченными на неё толстыми нитками. Вынимали и давали остыть. Воск тонким слоем покрывал нитку. Ему давали остыть, а потом снова макали в горячий жидкий воск.

Так получались свечи. Чем больше раз опускали рамку с нитью в воск, тем толще получалась свеча. Их тогда опустили семь раз, и они получились стройные, совсем не толстые, одной толщины, цвета и запаха. Потом аккуратно обрезали нить, и получилось много, одной длины, восковых палочек, похожих на жёлтые медовые макароны. Рамка для нитей была ровным прямоугольником, и свечи получились одной длины. Их подравняли и уложили в большие толстые охапки по сто штук в каждой.

Дальше было ещё интересней. Их внесли в большой старинный Храм. Обложили ими красивую серебряную раку, где давно лежали останки человека. Более ста лет эти останки не менялись и не портились. Человек этот был святой.

Потом другой человек долго читал из книги, где было про Иисуса и двенадцать его апостолов. После всего их положили по двенадцать в ряд в красивые картонные коробки, на которых был нарисован Храм и рака, где человек читал им книгу и пел чудесные песни. Теперь они, свечи, лежали в этой коробке. Она была восьмой, если считать слева на право, или – пятой, если справа налево.

Она знала, что свечи нужны для света. Их поджигают, поднося огонь к нити, которая проходит внутри её тела. Ей надоело лежать. Ей очень хотелось стать светом и теплом. Она ждала и не могла дождаться, когда дойдёт её очередь. Каждый день кто-то брал одну свечу из коробки и зажигал её. Она не видела, как горит другая свеча и очень ей завидовала. Как это прекрасно – быть светом! Совсем не то, что скучать, отлёживая бока в коробке. В этом её смысл, смысл её существования: встретиться с огнём и светить красивым, наверное, тоже жёлтым светом.

Шли дни, а её всё не брали. Ей хотелось плакать от обиды и нетерпения. Но что изменит её обида? А плакать у неё не получалось. Но однажды настал её день. Заботливые руки взяли её из коробки. Она увидела огонь. Радость и счастье! Наконец случилось! Она станет светом.

Её поднесли к огню сначала одной стороной. Стало очень больно – воск встретился с огнём, растаял и стал мягким. Эту мягкую сторону вставили в подсвечник, и подожгли нить. Та вспыхнула, а потом почти погасла, став маленьким огоньком-зёрнышком. Казалось, вот-вот погаснет, но огонёк стал смелее, всё ярче. И вот он уже разгорается тихо трескнув два раза.

Огонь был очень горячим, таким горячим, что эту боль невозможно было терпеть. Свече хотелось кричать, но свечи кричать не умеют. Они умеют только плакать. И свеча плакала медленными своими медовыми слезами. Те катились по её стройному телу и, остывая, замирали, убежав от огня.

Свеча всё плакала, становясь всё меньше ростом. Она была светом, ярким и очень горячим. Таким горячим, что, подлетевшая к ней, маленькая бабочка вспыхнула и с треском упала на пол рядом с подсвечником.

Свет был ярким и тёплым. От этой горячей яркости её слёзы уже не стекали по телу, а испарялись сразу, как только касались огня. Вот уже от свечи остался коротенький огарок. Вот уже только огонёк иногда выглядывает из отверстия в подсвечнике. Ещё минута и нить, догорев, выпустила последнее совсем маленькое облачко белого дыма.

 Маленькое облачко, чуть больше пчелы и меньше бабочки. Наверное, это душа улетела от свечи в их другой и лучший мир. Туда, где огонь не горячий, а свет вечный. И нет там ни боли, ни слёз, ни страха.

Всё там хорошо.