ЮРИЙ БЕЛОЙВАН
персональный сайт
Я не стараюсь быть разносторонней, или, как говорят
неординарной личностью. Просто хочу быть счастливым.
Счастье для меня – это гармония творчества, учёбы, здоровья,
работы и Бога. Если это есть – есть гармония, а значит, и Счастье.
Гостевая книга

Хемингуэй. Ки-Вест

Когда нет конкретного дня для важного события, его можно откладывать веками. Переносить на следующие недели, годы или даже сказать: «Не в этой жизни». Важна решительность – собрался и сделал. А мысли: «А вдруг это того не стоит?» – или еще что-то в этом духе забыть и отбросить. Лучше сделать и пожалеть, чем потом жалеть о несделанном.
Вот так утром я собрался и поехал в Ки-Вест. Самая южная точка самого южного штата в США. Там кончаются Штаты и начинается Куба и прочий карибский парадайз. А там дальше Коста, Пуэрто-Рико, Колумбия. Эквадор, где этой весной землетрясение разрушило Место Силы. Поднятые над уровнем океана Эквадор и Тибет – места, где космос максимально взаимодействует с земным ядром. Так же работают любые горы. Но когда эти страны-миры подняты на 5000 метров над уровнем нормы остального мира… Дальше Чили, Перу, Аргентина, и чем южнее становится Америка, тем она холоднее и похожа на нашу тундру. А там Тьерра-дель-Фуэго (Огненная Земля) и дальше Антарктида и Южный, самый холодный полюс.
Когда-то я думал, что Огненная Земля названа так из-за каких-то вулканов или пожаров. А оказалось – это местные индейцы разводили костры, чтобы огибающие континент корабли разбивались о скалы. Каждый зарабатывает на жизнь как умеет. У каждого свой след в этом мире. Очень часто след этот определяет способ кормежки.
В этот раз я не собираюсь так далеко ехать. Я не доеду даже до экватор-Эквадора. Дорога, по которой едет мой прокатный, слегка мятый «Лексус», заканчивается в Ки-Весте. Там жил Эрнест Хемингуэй. Там остался его дом, и я, как многие портящие бумагу люди, люблю бывать в домах писателей. Особенно когда они находятся среди океана на самом юге штата Флорида.
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
Настраиваю навигатор, и колеса начинают наматывать на себя их бесконечную бетонку, которая одинаковая от Аляски до Лос-Анджелеса. Она такая же в Оклахоме и Нью-Орлеане. Страна стандартов и сетевых проектов. Если Корчма должна была быть каждые 7 верст, то «Макдональдсы» на каждом километре. Они мелькают и заставляют думать о неизбежном бигмаке, который я ел пять лет назад, когда моя воля сломалась о бесконечно мелькающую рекламу «Ралли-2011 США».
Но я борюсь с этим искушением. Я думаю о том, что в рыбацком городке посреди океана я найду рыбацкий ресторан с рыбой, которую поймали час или два назад. Именно найду. Так как не получил никакой информации от помощницы или ассистента, как их сейчас ни зовут. В общем, она ничего не прислала, а я забыл. Когда вспомнил – было поздно. Она сказала, что такого не было у нас дела. Хотя мы даже хотели джип «Вранглер» брать для этого дела напрокат.
Объединить путешествие с тест-драйвом. За 600 км можно понять, подходит мне машина или нет.
Ладно, забыли. Я понял – эти люди нужны, чтобы портить любые радости жизни. Их хамство и невнимательная некомпетентность заслоняют все. Ничтожества становятся центром мира для того, кто им доверился и даже платит за это деньги. Вместо помощи надо слушать их истории.
Суть этого – вранье, попытка оправдать себя и свалить вину на обстоятельства. Кто хочет – ищет возможность, кто не хочет – ищет причину не сделать. Даже адреса не прислала для навигатора. Пришлось жену просить. И вот, несмотря и невзирая, я еду.


Первый час или чуть больше у меня, кроме ощущения полностью незнакомой дороги, есть ощущение, что еду я не туда. Что, наверное, есть дорога прямее, короче и т.д. Но вот появились указатели: «трасса 1 юг» и «Ки-Вест 180». На жаре соображаю медленно. Успеваю обрадоваться – на навигаторе 300 км, а оказывается – 180. В ту же секунду доходит, что это мили.
В одну долю секунды успел увидеть, обрадоваться, понять, что ошибся, и расстроиться. Не по-настоящему, так это называется. Последняя большая заправка. Материк закончился, и началась цепочка мелких и круглых островов. Они, как шашлык, надеты на длинный бетонный шампур моста-дороги.
Говорят, эти мосты самые длинные в мире. В некоторых местах на десяток километров только бетонный желоб и океан с обеих сторон, насколько хватает взгляда. Иногда то справа, то слева – остатки конструкций мостов старых, по ним Хемингуэй ездил в Ки-Вест. Где-то тут он попал в серьезную аварию и долго лечился. В его жизни было много всего. Во Флориде было ДТП.
Сейчас скорость около 90 км/час, обгон запрещен, и мы все, как поезд, состоящий из разноцветных, разнокалиберных вагонов, едем точно на юг по дороге номер 1.


Когда я смотрю на эту нитку выложенных в океане остров, то думаю, что, возможно, Господь сделал это задание специально. Чтобы люди, когда дорастут до решения, собрали их на одну ось и сделали как бы одним продолжением Северо-Американского континента. Именно что доросли.
Вся дорога, мосты стоят на столбах, что почти не мешает перетеканию Атлантики в Мексиканский залив и обратно. А могли насыпать дамбу и создать огромное малярийное болото, сделав острова непригодными для жизни.
Стук колес о стыки бетонных плит напоминают поезд. Под него я вспоминаю наши сибирские, уральские и дальневосточные дороги. Вспоминаю истории о мерзлоте и невозможности построить как надо. Вспоминаю истории о том, что должны вымереть поколения, пройти селекция, и тогда, мол, и мы заживем как люди. И даже на Камчатке с Курилами будет асфальт. Тогда-то мы соединим по-настоящему Магадан с континентом по имени Россия. Мне кажется, что 300 км за четыре часа – это очень долго. Я просто забыл, как полсуток ехал последние 100 км от Читы до Иркутска. Если бы я ехал на 10 минут позже, то не доехал бы и встал в эту пробку, что стояла на морозе несколько дней, и замерзли там люди, а кто-то жег в салонах покрышки и спасался. И это было в нашем веке. Те, кто рассказывает о селекции и смене поколений, скажут: это Флорида, а то Сибирь. Или Камчатка – остров. Но я помню Аляску с точно такой же бетонкой, как во всех Штатах. Дороги тут – бизнес. По ним везут товары и туристов, которые, если разобраться, такой же товар, как и всё, что даёт доллары.
Это в городах, таких как Нью-Йорк, дороги могут быть ужасными. Но между городами дороги у них – дороги.
Почти на подходе к Ки-Весту я проехал аэропорт, который, так же как шоссе, соединил бетонными мостами-полосами несколько островов. Зачем дорога, если можно самолетом долететь? Видно, нужна и дорога. Я все ожидаю увидеть поезд или паровоз.
Хемингуэй. Ки-Вест
И вот указатель дает сигнал – я доехал. Передо мной Ки-Вест. Вернее, я еду по Ки-Весту. Город белый и зеленый посреди голубого неба и синего океана.
Так бы, наверное, выглядела бы Куба, если бы Фидель не раздал недвижимость бандерлогам. Они не плохие. Просто они не умеют следить за недвижимостью такого уровня в условиях океанского климата. Таких живописных обитаемых полуруин, как в Гаване, я не видел нигде в мире. Даже Катманду не выглядит разрушенным. Может, после землетрясения? Но я не был там после. В Катманду дома и улицы сразу были такими. А Гавана была роскошным городом. Когда там рыбачил Эрнесто. Именно после тех рыбалок у него появились такие фразы: «Его руки, как руки бывалого рыбака, были изрезаны лесой, на которой была очень большая рыба». Но Куба у старика Хема была в 1949 году. Тогда он написал повесть «Старик и Море», за которую получил Нобелевскую премию.
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
Да, такой бы была Куба без Фиделя и его революции. История не терпит сослагательного наклонения. Вот если бы… Какой была бы Россия без Ленина и коммунистов? А Европа без Гитлера? Всех этих вождей не вычеркнуть и ничего не изменить. Их приводит к власти тупое стадо, называемое народом, ну и деньги, конечно. Но главное – стадо. Люди не хотят думать о том, что для решения их проблем нужны десятилетия и их участие. То есть перемены должны строить они. А напрягаться никто не хочет. Ведь проще поверить демагогу, который обещает их решить за пару месяцев за счет соседей или другого народа, который во всем виноват. Другие демагоги говорили потом, что стоит лишь убрать коммунистов – и все заживем. Вот эта вера в избавителей приводит к власти проходимцев. А те в страхе потерять власть и быть разоблаченными становятся тиранами и палачами. А народ это любит. Если правитель не бьет, значит, не любит. А вот сильно бьет, значит, сильно любит. Чего стоят вздохи: «Зато был порядок!» А кто вам мешает держать порядок без палача над головой?
Вот если бы Христос сказал: «Возлюби ближнего, а нет – то получишь пулю в затылок». И сразу приводил бы в исполнение. Вот это была бы любовь.
Я вспоминаю, как когда-то жил в Гаване и мы поехали на пляж недалеко от города. День был будний, и на огромном белоснежном пляже, насколько хватало зрения, никого не было. Нас было 8 человек. Ровно столько поместилось в арендованные красные БМВ. Уж не помню, где мы их нашли.
Кроме нас, на белоснежной линии карибского песка, разделившего море, небо и зеленую полоску берега, был еще дощатый ларек, в котором продавали ром и сигареты. Непонятно, для кого он там стоял. Мы не встретили по дороге ни машин, ни людей. Возможно, местные и так смуглы и загорелы, а туристы ездят загорать в Варадеро. На пляже не было больше никого. Мы несколько раз купались. Прыгали в волнах. Пили дешевый ром. Литровая бутылка стоила то ли 3, то ли 5 долларов. Теплый ром безо льда и колы. В райском ларьке не было холодильника. Да и что ему там делать – ведь не было и электричества.
Вдруг на пляж въехал большой колесный трактор, который тянул за собой прицеп. У нас в таких возят кукурузный силос с полей. У них, наверное, сахарный тростник. В прицепе плотно, плечом к плечу, рядами стояли люди. Их качало и бросало, когда трактор въехал на песок. Но то ли они так плотно были напиханы, то ли умели ездить в таких условиях – скорее и то и другое. Они проехали мимо нас. Пахнуло солярой и сотней потных, давно не мытых тел. Трактор остановился ровно посередине пляжа. Из кабины вышел человек с ружьем. Он посмотрел на нас, как бы прикидывая, поместимся ли мы в кузов или нет. Видно было, что он не ожидал увидеть иностранцев на пляже в солнечный день. Потом, видно, приняв решение, он сказал что-то водителю. Он открыл задний борт и что-то крикнул по-испански. Пассажиры посыпались на песок. В руках у каждого был мешок от сахара. Их было ровно столько, чтобы построиться плотной цепью от линии прибоя до места, где заканчивался песок. Человек с ружьем дал команду, и они медленно пошли, собирая мусор.
Мигель, так звали кубинца, который был нашим сталкером в этой поездке, сказал, что это заключенные из тюрьмы Гаваны. Они убирают пляж. Когда живешь в Гаване, то лучше нанять такого Мигеля. Он найдет все, что нужно для благородных донов в таких обстоятельствах. От любых препаратов до показа моделей в их Республиканском доме с последующей арендой понравившихся образцов.
Я смотрел, как эти люди бредут по пляжу. Пот проступал на их рубахах. Мусора было немного. Иногда то один, то другой наклонялся и поднимал то то, то это. Прелесть диких стран – это минимум бытового мусора. На Кубе ничего не было в магазинах. Значит, не было упаковки. Всю стеклотару они принимали. Это не итальянское побережье, где на берегу по утрам есть все. А после дождей еще больше. Я увидел, как один из уборщиков нашел окурок и спрятал его где-то под кепкой. Я спросил нашего проводника: «Им можно дать что-то?» Тот заговорил с охранником. Я понял – он сказал, что мы русские. Охранник улыбнулся как старым друзьям и сказал: «Только сигареты». Я купил в ларьке два блока местных кубинских сигарет. Их делают из отходов сигар. По сути, это те же сигары, но нарезанные и завернутые в бумагу. Когда-то такие продавали у нас в Киеве в месте с ромом в «Гавана Клубе». Курить в затяжку их невозможно. Они и называются то ли «Кохиба», то ли еще как. Как бы рассказывая, из каких отходов они произведены. Тогда у нас и сигары продавали по 80 копеек за штуку.
Когда-то, в 1982 году, мы с двумя одноклассниками купили по сигаре и пошли на футбол. Республиканский стадион Киева был полон. Все 100 тысяч мест были заняты. Мы являли тогда собой, наверное, смешное зрелище. Трое бритых наголо подростков. Мы побрились тогда, что-то хотели доказать. Трое подростков, курящих длинные кубинские сигары. Сергей потом умер, отравился водкой паленой. А Вадик чего-то повесился, не оставив ни записки, ничего. Остались у них к тому времени жены и дети. А тогда это казалось нам по-взрослому – курить, пить и ходить на футбол.
Цена сигарет была та же, что у отходов – то ли 2 доллара, то ли 4 за блок. Но было всего два блока. Я забрал все. Уборка была закончена. Всех собрали и считали у трактора. Я тогда подумал: «Куда убежать с острова? До Флориды 90 миль по морю, кто решится?»
Я отдал им сигареты. Они тут же молча разорвали упаковку и рассовали пачки по карманам. Это большое богатство – 40 пачек сигарет – в кубинской тюрьме. Но больше не было. Некоторые пожали мне руку и что-то говорили. Потом всех поставили в прицепе, и они поехали к выезду с пляжа мимо нас с нашими красными БМВ. Мимо картонно-фанерного ларька.
Когда трактор поравнялся с нами, все его пассажиры сжали руку в кулак на манер коммунистов-тельмановцев. У них вышло так дружно. Они благодарили за сигареты. Ребята-москвичи, которые были со мной на пляже, не поняли меня. А Мигель и остальные кубинцы стали звать меня «американо». Почему «американо»? Говорили они это с уважением. Как-то подразумевая, что мы свои. После этого я ездил с Мигелем за лобстерами с браконьерами: 1 доллар – один лобстер. Ну, еще много куда. Куда раньше из нас никого не брали. Видно, Мигель, как и я, понимал, что такое 40 пачек сигарет в тюрьме. Видно, после этого он не хотел, чтобы я думал, что он зарабатывает на поставках для какой-то группы. Тогда, я еще помню, там везде был папа Хем. Это его бар, говорил Мигель. Его коктейль – «Куба Либре». Свободная Куба, кажется. Дайкири. Его дом и т.д.
Какой бы была Куба с Хемом без Фиделя?
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
Может, как Флорида? Тут через каждые 250 метров спасательная будка и в ней спасатель. Холодильники и алкоголь со льдом. Домов на берегу столько, что трудно с Коллинз Авеню выйти к океану. Правда, что все зависит от места? Можно быть спасателем в приличной будке, а можно – в розовой с номером 13. Это нудистский пляж. Тут мало кто купается и никто не тонет. Но ты должен сидеть и следить за обитателями пляжа. А Флорида – это все больше старики и старухи за 80. Я заметил, что красивые люди не ходят на пляжи. Красивые люди не настолько в себе уверены.
Вот и сидит спасатель и целый день смотрит на голых некрасивых людей. В большинстве своем это пенсионеры. Его спасательная станция № 13. Она розового цвета. Есть и желтые, и всякие. Это отдельная история – спасательные станции Флориды.
Когда тут жил писатель № 1 США, Флорида была другой, как и Куба. Тогда весь мир был другим. Люди читали и писали другие книги. Весь мир сначала воевал во Второй мировой, а потом залечивал раны. Очередная торговая война была закончена, и «Мицубиси», делавшая самолеты для беспосадочного полета камикадзе, стала крупным поставщиком товаров в Америку. Память народов коротка. Нас тоже не смущают БМВ и «Мерседесы», которые ездят по улицам Москвы и Петербурга. Нас не смущает, что делают их внуки тех, кто уморил миллионы в блокадном Ленинграде и открывал вентили в газовых камерах. Немецкое качество прежде всего. Это выгодно. Это престижно. Вот бы это помнили сегодняшние люди-бараны. Те, которые думают, что наводят новый порядок навсегда.
Часто читаю и слушаю в разных лекциях и статьях по литературе – Хемингуэй всегда знал, что он слабый писатель. Ремарк был на самом деле плохим писателем. Возможно, с точки зрения критиков, так и было. Критики не получают Пулитцеровских и Нобелевских премий. Судить – их профессия. И хотя Понтий Пилат остался в истории, имена многих прочих судей истории не известны. А вот их подсудимые прославлены и увековечены. И хотя жизнь физического тела Х. непростая, его творческая жизнь удалась. Писать книги и за гонорары путешествовать по всему миру. Разве это не мечта?
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
Да не просто путешествия. Первая мировая и «Прощай Оружие», «Война в Испании» и «По ком звонит колокол».
После Первой мировой Эрнест вернулся с алюминиевым протезом коленной чашки. Не знал, что уже тогда такие были. Из него достали 25 осколков. На теле было 200 ран. Выходит, остальные не достали?
Потом был «Париж и праздник, который всегда с тобой». Моя учительница французского после поездки в Париж писала мне в письме (эх, куда я его положил, хранить надо такие вещи): «Оказывается, Юра, я плохо знаю французский». Для парижан даже многие французы его не знают. Тем более женщина, никогда не выезжавшая из Киева за границу.
И это-то она писала о празднике, который всегда с тобой, Хея. Она писала: «Теперь Париж, этот праздник, всегда будет со мной».
И вот 30-е годы, дом морского инженера Эса Тифта 1851 года постройки.
Все больше рассказывают о котах. Говорят, их тут около 50. На входе табличка: «Не уносите котов. Кредитные карты не принимаем». Так что, отвалив 13 долларов за вход, я попал куда хотел.
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
Котов увидел около десятка. Они и правда шестипалые потомки кота Хема, как его тут звали.
Говорят, это те самые вещи, что жена писателя привезла из Парижа. Коллекция люстр, шкаф в шкафу 17 века, Испания.
На первом этаже еще есть кухня и столовая. Дом двухэтажный в тропическом лесу с видом на маяк.
В столовой любимый испанский стол. Наверху – комната для завтраков, спальня. Раньше прямо с балкона второго этажа был мост в кабинет. Можно было прямо из спальни пойти и сразу работать. Поэтому тут же завтраки: Папа Хем (так звали его кубинцы) любил работать по утрам, когда еще не очень жарко.
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
В спальне кровать, на ней спит кошка. Гостям садиться никуда нельзя. Ни на диваны, ни на стулья с креслами. Кошкам можно везде. Это их дом – то ли бывший хозяин завещал им деньги, то ли это на средства от билетов.



Молодежи среди гостей мало. Хем был молодым в моей юности и, очевидно, юности тех, кому 70 и больше. Вот их тут много. Если молодежь, то это 30-летние японцы или немцы. Неужели они читают о подрывнике-американце, «инглезе», как его звали испанские партизаны в «Колоколе»?
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
Там все – как в жизни. Девушка боялась, что «инглезе» уедет без нее. Оставит ее в горах. Но уехала девушка, а «инглезе» остался умирать в этих горах, надеясь, что сможет последней пулей достать еще одного фашиста. Это как деньги – люди их копят и тратят на них всю жизнь, силы и время. Прокормить себя и детей – ой как непросто. Человек боится банкротства, а его грабят… Или приходит кризис. Или еще какая-то беда. Мир меняется и уничтожает сбережения. Так и жизнь.
Хем был на двух войнах больших и одной маленькой, не менее от этого жестокой. Он попадал в автоаварию во Флориде и выжил. Участвовал в боях за Париж и был награжден Итальянским правительством в Первую мировую. Он попал в авиакатастрофу. Серьезно болел и чуть не умер во время Африканской охоты.
В конце жизни он серьезно болел, но врачи решили, что все болезни от нервов. Хем считал, что за ним следят. Он всегда хорошо писал о русских и думал, что его считают коммунистом. Врачи решили, что это паранойя. Хотя, когда дело писателя рассекретили в 1980-х (о чем писали в прессе в 2011 году), оказалось, что за ним и правда следило ФБР.
Писали, что врачи лечили его электрошоком. Как это бывает хорошо, показал Николсон в фильме «Полет над гнездом кукушки».
После этого он потерял память и не мог работать.
2 июля 1961 года он застрелился из любимого ружья.
Но это было потом, а в Ки-Весте он был еще молод. Он был американским писателем № 1.
В его спальне два старинных испанских стула акушерки и роженицы. Была, оказывается, когда-то такая мебель. В Испании рожали сидя. Хотя и сейчас сидя или почти сидя. Странно, что сейчас мебельщики не делают таких стульев. Хорошо бы посидеть на таком прежде, чем создать-родить что-то достойное.
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
Кстати, на этом стуле не было надписи «не сидеть». Я присел и задумался, пока никого не было. Жесткая низкая табуретка с широкими перилами то ли для рук, то ли для ног.
Тут же на шкафу фарфоровая кошка – подарок П. Пикассо. Была жизнь – на войне Хем познакомился с Экзюпери, вот и Пикассо дарил подарки. Большие времена. Большие великие люди.
Теперь, чтобы попасть в кабинет, надо спуститься во двор и пройти под фиговым деревом. На меня, вернее в шаге от меня, упала огромная пальмовая ветвь. Может, это после отсидки на стуле роженицы намек на Канны и написание сценария?
Грохнуло так, будто это цельнометаллическая ветвь. Американцы шарахнулись в стороны, а потом, осторожно озираясь, стали пробираться и разглядывать. Я медленно обернулся, включил камеру и снял большой лист с большого тропического дерева. На видео вышло совсем не страшно и как-то мелко.


Двор закрывает высокая стена, ее строил Хем. Он не хотел, чтобы тогда туристы заглядывали через стену. Тогда в доме была емкость для сбора воды. Трубу из Балтимора проложили в конце 40-х моряки США. Мостик в кабинет из спальни снес ураган в 1948 году. А сам кабинет в том же состоянии. Машинка «Рояль» стоит на своем месте.
Бассейн 19,8 метра, глубина 2,75 метра – можно нырять и плавать. Хотелось мне сказать: «Каждому писателю по такому дому!» Бассейн обошелся, говорят, в 20 000 долларов, по тем временам дикие деньги.
Фонтан для поения кошек при рассмотрении оказывается писсуаром из бара. Он украшен горшком от оливы.
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест


Последнее место в доме – это место для брачных церемоний. Особые фанаты Хема могут зарегистрировать брак в саду его дома. Захожу в сувенирную лавку. Купил его книгу с пометкой: «Куплено в доме Хемингуэя. Ки-Вест».


Кругом кошки. На полке, под столом. Они очень разные и очень спокойные. Как говорил булгаковский Бегемот: «С котами все на “ты”, но никто не пил с ними на брудершафт». Я бы добавил: «И никто, почти никто не оставляет им дома и наследство».


Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
Выхожу на улицу, очень жарко, пот струями течет по щекам и спине.
Выхожу в гавань, тут везде рыбацкие лодки. До Кубы 90 миль. Прямо на причале чистят и режут пойманную пару часов назад рыбу. Отходы бросают прямо в море. Там стая рыб не известной мне породы, которых я сразу принял за акул, поедает эти останки. Человек, что режет рыбу, без стеснения пьет пиво прямо из банки на глазах у всех. Еще несколько банок лежат во льду рядом с рыбой. Может, это уже не США, думаю я. В таком городе хочется напиться, потерять ключи от машины и остаться навсегда.


Белые колониальные дома покрыты огромными кронами огромных баньянов. Тут есть еще какой-то Литл Вайт Хауз. То ли Рузвельта, то ли еще кого. Я не иду туда, я ищу ресторан с пойманной сегодня рыбой и креветками. Нахожу такой прямо в гавани.
У воды под навесом даже почти не жарко. Приходят и уходят лодки. Говорят, отдыхающие или местные рыбаки. В витрине пару рыб из свежего улова – они даже после смерти смотрят внимательно, а выглядят достойно.
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
Рыба самая свежая. Иду искать машину. Стараюсь пройти по незнакомой части города, там, где не шел сюда. По улицам разгуливают петухи. Они поют, и я вспоминаю свое детство в селе у бабушки. Я иногда думаю завести у себя такую птицу – уж очень много всего вспоминаю, когда он поет.
Машину оставил у маяка, но найти ее непросто. Может, маяк и видно с моря. А с суши только огромные кроны деревьев накрыли собой город.
Когда-то один американец на леднике Мак-Кинли, когда увидел, откуда я приехал – из Италии, сказал: «Зачем ты сюда ехал?» Вот и я думаю: «Куда он ехал из этого рая? Туда, где тебя могут убить враги или расстрелять по тупому приказу “свои”. Хотя какие они свои, если ставят у стенки и целятся тебе в живот из армейского карабина 9-го калибра. Таких друзей за х… и в музей – как говорил мой дедушка».
Прохожу мимо бара – все стены и потолок украшены гроздьями долларов. По 1 доллару с подписью того, кто его сюда приклеил. Гитарист играет рок-н-ролл. Люди пьют прямо на жаре. Всем спокойно и весело.
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест


Я нашел свою машину. Она нагрелась так, что жар бьет из открытой двери, как из топки крейсера.


С жаром приходит запах всего, что осталось в салоне. Завожу мотор, включаю кондиционер. Но не сажусь. Выхожу из переулка и еще раз смотрю на дом писателя. Маяк через дорогу. Время 17:30. Дом до 17:00. Опоздавшие туристы нерешительно топчутся у входа. Жаль, если они ехали, как я, на один день и опоздали. А может, не жаль. Останутся ночевать, или им придется еще раз приехать. «Придется» – неверное слово для этого места. Тут хочется потерять ключ и все такое.
Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест Хемингуэй. Ки-Вест
Я выезжаю из города, теперь на указателях «Хайвей № 1 север», а было «№ 1 юг». Чем эта дорога хуже легендарного «66-го Хайвея»? Я еду на юг. Быстрое южное солнце спешно садится слева, на западе. Высоко в небе летит белый дирижабль, правда, он совсем красный от заката.
Голубое небо, красный дирижабль, белая прямая нитка шоссе и синий-синий океан справа и слева до обоих горизонтов, куда хватает взгляда.
Под колесами стучат шпалы бетонных стыков. Сейчас я точно уверен, что вернусь сюда.

 

Комментарии:

Оставить комментарий
вверх